Психолог Ирина Обухова в "Интересном понедельнике": как травмы детства влияют на отношения?

Зачем смотреть? Для понимания какие механизмы влияют на наш выбор партнера и выстраивание отношений с ним.

Текстовую расшифровку я делал для себя, без литературной обработки. Будут встречаться огрехи распознавания.

 

ИС:

Отлично. Мы в эфире. Одну секундочку я проверю качество нашей трансляции, чтобы у нас все было хорошо и даже отлично. Прекрасно. Добрый вечер, наши дорогие зрители и слушатели, кто смотрит сейчас в прямом эфире или кто потом будет смотреть запись. Это видеопроект «Интересный понедельник», его ведущая я, психолог Ирина Соловьева, и у меня в гостях прекрасные специалисты, люди, профессионалы из разных стран, психологи, психотерапевты, которые рассказывают об очень важных и интересных темах. Сегодня с радостью вам представляю психолога Ирину Обухова, которая расскажет нам о том, как детские травмы влияют в нашей взрослой жизни на партнёрские отношения. Тема, я думаю, актуальная для всех, потому что нет человека без каких-то проблем в детстве, и если с этим не разбираться, оно переносится во взрослую жизнь и вполне себе ярко проявляется в наших взрослых партнёрских отношениях. Как это происходит, почему, что делать, на наши вопросы отвечает, рассказывает Ирина Обухова. Можно писать в комментарии, и в комментариях можно задавать вопросы. Я всё не считаю, не скрою. Добрый вечер, Ирина. Спасибо, что согласились прийти в наш проект.

ИО:

Добрый вечер. Для меня это тоже новый опыт, потому что, как правило, я с этой темой веду семинары и тренинги, читаю лекции, но, как правило, оффлайн только и в определенных организациях, в разных компаниях. И радуюсь, что есть возможность именно с этой ключевой темой поделиться с большой аудиторией, которая не может появиться у меня на приеме по одной простой причине, что ценовая политика достаточно высокая, а знание, которое есть, хочется просто пустить в массы, и для меня это, правда, очень большой подарок, правда, хороший. Почему именно это так? Дело в том, что когда говорят, вот есть травма-терапевты, не травма-терапевты, дело в том, что все психологи работают только с травмой, потому что человека на терапию приводит травма, без вариантов. И вот это ключевая вещь, потому что если мы сейчас задумаемся, по какому принципу я проживаю свою жизнь, то есть из чего я состою, И если мы задумаемся, мы посмотрим, нас живёт наша жизнь или мы её живём. Вот этот момент интересен, потому что всё родом из детства – это банальная фраза. Но тем не менее, мы все росли с более или менее невротичными родителями. Почему? Потому что идеальных не бывает в принципе. Идеальный родитель – это 100% времени, которое посвящает, внимание даёт, вам поддержку, любовь. Но мы живые люди, поэтому родители ходят на работу, куда-то уходят, куда-то ездят. И у детей всё равно. Вы знаете, вот эта банальная фраза, что «чтобы не делали для детей, им всегда будет с чем пойти к психологу». Она имеет место быть. Поэтому то, что говорил еще Винникот, что нельзя быть идеальной матерью. Ну, невозможно. Можно быть только достаточно хорошей матерью. То есть давать столько тепла и поддержки, чтобы ребенку это было достаточно. Если мы будем играть в идеальных родителей, это будет другая невротизация с другой стороны, но это не наша сейчас тема. Почему мы говорим о травмах? Это тема, по большому счету, негативной любви. потому что нас всех любили, мы это априори знаем. И то, что мы сейчас будем обсуждать, это не вешать ярлыки, что меня родители обидели, я вот поэтому такой, а понять, в чём суть негативной любви. Ведь они транслировали только то, что получили сами. И поэтому очень часто родители привязывают свою любовь к каким-то условиям. Вот если ты там доделаешь уроки, если ты вот доешь, если ты вот это сделаешь, то тогда… Но ведь, понимаете, за этим стоит очень простая фраза, что если ты то-то, то-то, то-то, то я тогда буду или не буду тебя любить. И вот здесь ключевой момент. Потому что ребёнок понимает, что он нужен на каких-то условиях, что сам по себе такой он есть, он не нужен. И он учится подстраиваться, а иными словами, от себя отстраиваться. Он учится играть те роли, которые для родителей важны, чтобы быть хорошим, хорошей девочкой, правильным мальчиком и прочее, прочее. И вот эта отстройка от себя, она как раз и даёт ту основу, тот такой называемый бульон для травмы как таковой, которая потом развивается. Потому что внутренний ребёнок наш – это та сумма чувств, которые мы прожили… тот опыт, который мы получили, он не всегда позитивный. И вот это проживание, когда человек безусловно не любит, то он чувствует что ощущение? Я такой не нужен. Если я такой не нужен, это очень часто чувство стыда. Я какой-то неправильный, что-то со мной не так. И вот это чувство стыда часто непереносимо. И пытается ребёнок компенсировать как-то. То есть он отключается от эмоций. Травмы – это отключение от себя. То есть я не хочу это чувствовать. Я не хочу, когда я чувствую какую-то боль, я не знаю, что с этим делать. И ребёнок остаётся. Вроде бы ничего не произошло. Вроде бы все нормально, но кроме того, что я там не того пола, не так разговариваю, не так выгляжу, не так это, не так то. А вот если я буду все делать, вот я там давлюсь манной каше или пью молоко в угоду маме или кефир, давлюсь, но пью, понимаете? А маме приятно. И это как раз вот такое вот отхождение от себя и предательство себя. И вот этот неблагоприятный опыт, через который ребёнок прошёл, он остаётся в жизни. И он триггерит. То есть в чём суть вот этого? Если мы что-то делали от себя, как бы отталкиваясь, то есть мы себя не слышали, не видели, делали в угоду кому-то, только для того, чтобы нам не сделали больно, чтобы не чувствовать вот этот вот стыд, вот эту ненужность, вот это бессилие. И поэтому вот элементарный пример, например, когда папа там, к примеру, мама, неважно, бьёт ребёнка, но бьёт не обязательно физически, можно бить эмоционально. Это может быть больно. Эмоционально иногда больнее, когда человеку говорят, что ты глупый, у тебя обе руки левые, ты ничего не можешь, еще что-то. И тогда ребенок думает, или папа плохой, или со мной что-то не так. Но в любом случае, и в том, и в другом случае я недостоин любви. И вот это вот «я недостоин любви» внутри оно садится каким-то вот в теле, знаете, вот какой-то такой вот, знаете, сгусток определенный. Потому что то, что я всегда говорю, тело помнит все. Все наши зажимы, блоки, все наши эмоции, то, что мы не смогли прожить, оно все остается в теле. И вот этот разрыв с самим собой, Травма – это разрыв с самим собой. Это просто вот, чтобы понимать, когда мы остаёмся в определённом возрасте, там, неважно, 4, 5, 7, 10 лет, когда мы были совершенно одиноки. Ведь в детстве, когда мы испытываем боль, у нас вопрос, а к кому мы можем обратиться? Самые близкие люди сделали больно, и они нас, по идее, любят. То есть если нам сделали больно, это значит, что такая любовь. И если некому обратиться, чтобы справиться, то ребёнок отключается полностью от себя. И есть такое, знаете, может быть, звучит как-то, я бы сказала, очень так, может быть, метафорически, но у человека нет себя. Теряйте себя полностью. Ведь дело вот в чем. Дети получают травму не потому, что больно, хотя больно бесспорно, и там физически больно, эмоционально больно, как угодно. А дети получают травму, потому что они остаются наедине с этой болью. И вот это ключевая вещь. Потому что если больно бывает, мы можем на самом деле быть неправы. Потому что, вы знаете, правда, я часто повторяю, что среди родителей нет профессионалов, мы все любители. И мы все умудряемся напортачить, и мы все в определённой степени невротики. Потому что наши родители тоже нам дали, как правило, в наследство какую-то свою невротизацию. Поэтому для получения травмы надо очень мало. Надо, чтобы были родители, которые закрываются от собственных чувств и эмоций, которые не видят, что в этот момент ребёнку нужно. То есть если ему нужна забота, ребёнок хочет, чтобы его поцеловали, обняли, а ему говорят, иди кашу поешь, или иди погуляй, или иди спи. То есть когда мы не сонастроены в чём-то, потому что в детстве у нас всего две потребности – У нас потребность привязанности. Ребёнку важно иметь привязанность к матери, к значимому взрослому, и потребность аутентичности. Это связь с самим собой. Это то, что нам даёт возможность, по большому счёту, выживать. То есть если мы себя не слышим, то мы не сможем, в принципе, выживать, и мы не знаем, как нам дальше действовать, мы не знаем, что в этой жизни, что такое хорошо, что такое плохо, мы не чувствуем себя. И для того, чтобы нам выжить, нам нужно было подавлять именно свою аутентичность, подавлять внутренние чувства, чтобы просто выживать среди близких людей. И вот для того, чтобы… Понимаете, ведь у ребёнка есть право негодовать, есть право защищаться, есть право испытывать гнев. Но дело в том, что если он будет испытывать гнев, его не будут любить, потому что его любят на определённых условиях. хорошим таким, таким, таким, таким. И тогда он учится не управлять гневом, а подавлять его. И когда гнев подавлен, он уходит. Вы вспомните, я не знаю, кто из вас там, я не знаю, обкусывал ногти, я не знаю, рвал заусеницы, что-нибудь еще, как-то себя травмировал. Это подавленный гнев, это самые простые примитивные примеры, но тем не менее, когда не учат управлять гневом, когда нужно все подавлять, потому что нужно заслужить ту любовь значимых людей, без которых я не смогу обойтись.

ИС:

То есть отказ от аутентичности военно-сохранения привязанности получается.

ИО:

Конечно, конечно, конечно. Но в любом случае для ребенка нужна именно и аутентичность, и привязанность, потому что две потребности. Если одной потребности человек лишен, то все равно это как с костылем. Потому что когда мы вырастаем, дальше со всем, как говорится, вот этим всем добром надо взлетать. И мы хотим выстроить хорошее отношение. И мы встречаем партнера. Мы встречаем партнёра, и, знаете, бессознательно мы думаем, что вот у нас травма есть, да? Ведь что у нас прикрывает эта травма? Когда мы не можем свой гнев проявить, ответить, когда мы, вот то, что я говорю, хотели мальчику, получилось девочкой, наоборот. Когда ребёнок не оправдал ожидания. мы чувствовали какую-то свою ненужность, стыд за то, что я не такой, и какое-то бессилие. И когда мы вырастаем, мы защищаем именно вот эти части себя. И нам важно, чтобы их никто не видел и их прикрыть чем-то. И когда мы не хотим туда смотреть, в эту зону, Соответственно, ту точку, куда мы избегаем смотреть, мы избегаем и то же самое в контакте с партнёром. Потому что контакт с партнёром – это контакт с собой. Если с собой выстроен определённый контакт, то качество этого контакта с другим будет только прям пропорционально, насколько вы себя чувствуете, насколько вы себя с собой можете контактировать. Потому что если… по-другому выстраиваются отношения, то люди избегают каких-то тем, играют в какие-то игры. И дальше начинается... Дело в том, что у травмы есть такой отдалённый длительный эффект. Травма была давным-давным-давным-давно. Нам сейчас условно 20, 30, 40 лет. И 50, и неважно, и дальше. И... Почему-то на фоне того, что хорошее отношение, как говорят в народе, дом – полная чаша, и начинаются зависимости, суицидальные мысли, подозрительность, страх, патологическая ревность, пищевые расстройства. А всё хорошо. Что, собственно говоря, происходит. И здесь очень интересный момент, что зависимость – это любая привычка, в которой человек находит какое-то облегчение. он стремится к ней, потому что неважно, какие потом негативные последствия, но есть кратковременная отсрочка. И кратковременная отсрочка того, что я не хочу смотреть туда, где мне больно. Любая зависимость. Вы знаете, когда в целом говорят, что вот он зависим, он алкоголик, он там пьёт, он ещё что-то. Вот я не оправдываю никого. Ни наркотическую зависимость, ни сексуальную зависимость. Это всё зависимость. Суть любой зависимости, любой совершенно – даже если вы идите по ночам, я не знаю, или 24 часа в сутки, или у вас там секс нон-стопом, это в придании себе целостности, потому что, чтобы временно прикрыть как бы пустоту внутри, Ведь дело в том, что когда человек пытается отчаянно сбежать от реальности, он использует все возможные и невозможные методы. И мы говорим о том, что человек находится в паре. Зависимость – это не проблема. Я понимаю, что многие могут сейчас возмутиться, не согласиться, и я никого не оправдываю, но я на самом деле, как психотерапевт, считаю, что зависимость – это не проблема, а это реакция на травму. Только. Потому что излечиться от любой зависимости, неважно какой, можно только исцелив травму. Потому что под этой травмированной личностью есть та здоровая часть, есть просто здоровый человек, которому просто не дали места для самовыражения, не дали каких-то отношений, где он мог бы проявить свою подлинную личность. ключевая вещь, и в паре человек попадает, вот смотрите, я с чего начала, что всё здорово, всё хорошо, а начинается на фоне того, что всё в порядке, внешне всё выстроено и давно отлажены все механизмы, и дальше начинают триггерить вот эти травмы, потому что Да, по-моему, еще Габар Матек говорил, что вообще цель любого брака – это вернуться к первоначальной травме своего детства. То есть партнер нас проводит, мы так по-пластунски проползаем по травме нашего детства. И причем, знаете, интересные примеры, когда, например, отец мог, если это мальчик, к примеру, унижать, как-то не замечать, игнорировать, не ценить. Он выбирает себе партнёра, который будет делать то же самое, чтобы пройти через это. Но чаще всего это непереносимо, это не проходит. И стараются найти другого партнёра, который будет всё время поддакивать, с которым будет комфортно. Эмоционально с ним будет комфортнее, наверное, чисто внешне. А вот те недоработанные травмы будут тянуть к прежнему партнёру. И прежнего партнёра невозможно отпустить. Психика у нас очень так изощрённо работает. Почему я говорю о вещах, когда внешне всё хорошо, внешне всё нормально, но начинаются вещи, которые... А люди, поскольку при этой зависимости партнёр какой? Вот если у одного человека зависимость, любая, Партнёр какой? Он не в контакте с собой». Он убегает от этой жизни во что угодно, но вот этого близкого контакта, когда я вижу этого человека, который рядом со мной, я вижу, что с ним происходит. Смысл не в том, чтобы его лечить бесконечно. Может быть, его лечить не надо, его надо просто увидеть. Надо его увидеть. Знаете, как приветствие у бушменов, знаменитое приветствие, которое многие, наверное, знают, когда у них две фразы. Когда ты видишь человека, но это, наверное, мы метафорически переведём в «я тебя вижу», а второй должен ответить «я здесь». И вот это очень важный момент. «I see you», «I'm here». И вот «я тебя вижу», и второй отвечает «я здесь». Вот это партнёрство. И зависимости лечится не в кабинетах медицинских, не там, не сям. Психолог, да, бесспорно может помочь, потому что эта травма, она как-то закапсулирована. Это как, знаете, бинты на рану накладывает, человек сам не будет рвать бинты и делать себе больно. Он столько заботился о своей травме, он столько ее закрывал от себя, что ему просто главное – себя сохранить. И зависимость ему даёт возможность, ещё раз повторюсь, чувствовать себя целостным, то есть воспринимать себя целостным, то есть убрать вот ту пустоту зияющую внутри, которая не даёт ему жить. Вот это очень важный момент, когда… Просто когда часто сталкиваешься с разными видами зависимости на фоне того, что у людей все благополучно. И мы думаем, что партнёр каким-то образом поможет нам исцелить нашу травму.

ИС:

Вот про это, кстати, вопрос поступил. Иногда в комментариях, иногда в личные поступают. Как раз вопрос. Можно ли разделить детские травмы в партнёрских отношениях?

ИО:

Нет, конечно, вы для этого в брак вступаете. Цель брака, правда, чтобы в первоначальную свою детскую травму попасть. Понимаете, дело вот в чем. Когда человек находится в травме, мозг после травмы находится все время, знаете, в режиме ожидания, что вот за каждым углом что-то может произойти. То есть всё время в напряжении, всё время в тонусе, в постоянном. Потому что вот лёгкий намёк. Ты не той интонацией что-то мне сказал. А что ты имел в виду, собственно говоря? Что ты мне такой интонацией говоришь? А что ты вот это делаешь? А почему ты там в окно посмотрел, кого ты там увидел? То есть вот триггерное состояние постоянной готовности к тому, что вас сейчас травмирует. И ключевая вещь, что мы реагируем не на то, что происходит, вообще не на то, что происходит. Мы реагируем на то, как мы воспринимаем то, что происходит. Понимаете? Потому что то, что происходит вообще к тому, как вы это будете воспринимать, вообще не имеет никакого отношения. И самая важная вещь другая, что мы реагируем не на настоящее, мы отвечаем в прошлое. когда мы были бессильны, беспомощны ответить, когда нам, правда, приходилось проглатывать какой-то свой гнев, свою обиду, свое раздражение, когда мы с чем-то не справлялись. И всегда, когда мы говорим, что травма, в принципе, по сути, это пожизненное подавление огромного количества энергии. Это жёсткое хроническое подавление себя только ради одного и того же, не ощущать боли. Вот суть любой травмы, она даёт возможность, когда я подавляю, я тогда не чувствую, и мне тогда хорошо. И очень часто, почему в партнёрских отношениях недопонимание, скандалы – непонятные, не говоря о том, что взаимоотношения, когда вот эта тема насилия в семье, которую очень сейчас подняли так на свет. Почему женщины, которые после реабилитационных центров возвращаются к своим мужьям, которые их бьют? То есть что происходит? Потому что Вот травма ведёт человека вопреки здравому вроде бы смыслу, Почему человек будет есть, у него есть та боль, то бессилие, которое он заедает, и он то аскеза, там он не ест, не пьёт ничего, то потом на волю в пампас, он ест всё подряд, и то туда, то туда, как гармошка, потому что травма сидит, она как заноза сидит внутри, и её то приглушают, и человек делает с собой то же самое, что он делал в детстве. То есть я сейчас есть хочу, но я потерплю, я себя буду истязать, потому что это привычно. А потом травма всё равно подталкивает изнутри, и дальше пошли свои вот эти пищевые нарушения и всё остальное.

ИС:

И вот вопрос, наверное, как раз очень сейчас уместный. Можно ли самостоятельно разобраться с детскими травмами?

ИО:

Вы знаете, сложно ответить. Дело в том, что, как говорил Будда, мы своим умом создаём этот мир. Поэтому здесь вопрос такой. Мы защищаемся. Дело в том, что травма всегда пытается от чего-то защитить. И самому с этим справиться очень сложно, потому что мы очень часто обесцениваем, рационализируем. Мы общаемся, ведь дело в том, что я еще не сказала очень интересную одну вещь. Ведь когда мы общаемся, мы говорим про партнерские отношения. Возвращаясь к нашему детству, мы делали так, чтобы угодить маме или папе. Или мы бунтовали, кстати говоря. Это будет реактивный паттерн. Но мы все равно делали так, как хотели родители. И когда мы вырастаем, мы считаем, иногда бывает, когда слышишь на консультациях, что если будешь вести себя как-то по-другому, то будешь предавать маму и папу. У нас психика совершенно невероятно устроена, и человек сам будет себе дальше объяснять и может уйти в объяснялки. И поэтому травма – это как… Ну, я думаю, что как к медику идут со сломанной рукой, так, я думаю, травма всё-таки – это зона психотерапии. По крайней мере, я не верю, что можно с этим справиться самостоятельно, честно скажу, потому что… Можно просто, знаете, себя вот как-то дополнительно себе объяснять. В себе разбираться можно.

Желание идти в ту сторону – это уже много, скажу сразу. Желание идти в ту сторону. Ведь о том, что, понимаете, когда… …любили, но мы чувствовали, что это что-то в этом… Да, мы хотели какой-то другой любви. Мы находим партнёра, с которым мы думаем, что мы пройдём эту травму заново, что мы исцелим ту травму, эту иллюзию. Это ключевая иллюзия, с которой очень важно попрощаться.

ИС:

потому что партнёр – это партнёр. Алло, алло. Ирина? Дорогие зрители, у нас маленький технический сбой. Сейчас всё восстановится. Да. Вот что значит минус.

ИО:

выхода с телефона, извините, просто был звонок. Вопрос в том, что с травмой... Дело в том, что когда мы приближаемся к ране, а травма – это рана, она начинает соднить. И вы тогда... Мы научились с этим справляться, но мы не пойдём туда дальше самостоятельно. Мы идём во вторичной реакции, как правило, потому что Злость, раздражение, обида – это вторичная реакция. Это не причина. Я на него обижаюсь, я на него злюсь, он меня раздражает. Нужно понимать, что это не он меня раздражает, я на него злюсь. Это защитить то своё чувство, которое я не хочу чувствовать. То есть это всегда вторичная реакция. Всегда нужно смотреть, что стоит за этим. И мы иногда не распаковываем эти чувства. Нам проще уйти. Вот я на него злюсь, потому что он. Меня раздражает, потому что это. Мне не нравится в нём то, что он. Мы цепляемся за то, за что нам проще ухватиться, потому что мы реально защищаем то, что я не хочу чувствовать себя той, которой я была вот в травме.

ИС:

Спасибо. Спасибо, очень интересно. Вот вопросы какие-то поступают, да. Пожалуйста. Есть ли шанс на благополучные партнёрские отношения, если в детстве были проблемы и травмы? Есть ли шанс на...

ИО:

Конечно, конечно. Дело в том, что мы, когда разговариваем с партнёром, вот это очень интересный момент, мы чаще всего разговариваем с папой и с мамой. Понимаете? Поэтому вот исцеление детской травмы – это научиться слышать другого, научиться слышать партнёра. Потому что когда мы будем слышать и видеть не фигуры из детства в лице партнёра, а когда уже будем видеть партнёра и слышать его, тогда, конечно, можно выстроить… Когда энергию травмы мы переносим, трансформируем в энергию жизни. И в этом суть работы в психотерапии. Когда вы убираете не своё, когда вы смотрите… Ведь, понимаете, суть работы с травмой только в том, чтобы свое вот это аутентичное «я» раскрыть в себе, которое вы в свое время подавили в угоду тому, чтобы вас любили, чтобы вас принимали, чтобы быть хорошей, чтобы быть значимой для любимых вам людей. И возвращая свою аутентичность, собственное «я», то есть свой контакт с собой, вы выстроите прекрасное отношение, конечно. Тогда вы сможете услышать партнёра, увидеть партнёра, и тогда вот этот вот бушменский призыв «да, я тебя вижу, я здесь», вот это суть отношений, по большому счёту, нормальных, здоровых отношений. Конечно, можно, конечно, конечно.

ИС:

Это здорово, мне кажется, это даёт надежду. Есть ещё вопросы. Как стать самодостаточным и не требовать любовь от партнёра?

ИО:

Дело в том, что когда мы требуем любовь от партнёра, мы требуем её от той значимой фигуры, которая нам её не дала. И, как правило, опять-таки возвращаясь, правда, на самом деле, когда всё родом из детства, это понятно, мы требуем любовь эту недополученную от мамы или от папы, чаще всего от мамы. И когда мы требуем всё время от партнёра любовь, И мы не понимаем, что у нас внутри наша вот боль, когда я говорю, куда мы не хотим смотреть, это та незакрытая, тот незакрытый гештальт. Не люблю эту фразу, терпеть не могу, честно, но употребляю сейчас в данном контексте. Это будет как чёрная дыра. Больно там, я хочу от мамы получить любовь, потому что я чувствую себя недолюбленной, и партнёр, он должен мне 24 часа в сутки говорить, как он меня любит, а будет мало. Он один раз посмотрит в окно, или куда-то ещё, ты отвлёкся, ты в этот момент не сказал мне, что ты меня любишь. Я довожу до абсурда, но при том, что я говорила, что цель брака – это вернуться к первоначальной детской травме для того, чтобы её пройти – пройти, потому что недостаточно любви от партнёра, это недостаточно любви от какого-то значимого человека в детстве.

ИС:

Вот вы как раз опередили следующий вопрос, как чувствовать, что тебя могут полюбить. Вот как раз про это вы и говорите. как почувствовать Да, почувствуешь, что тебя могут полюбить.

ИО:

Ну, то есть, видимо, когда постоянно Дело в том, что вот эта ключевая вещь, о которой мы говорили, но я все равно к ней вернусь, потому что когда нас обижали и мы думали, что я плохой, мы вышли с каким выводом, когда эмоциональное насилие, я недостоин любви. Если ребёнок выходит из семьи, условно говоря, с внутренним таким паттерном, а я недостоин, я плохой. Если я плохой, если меня там обижали, там заставляли что-то делать, глубинно внутри я плохой, а вот эта плохость – это единственная защита, которая у ребёнка есть. Я недостоин любви. И поэтому… Вот мы можем посмотреть, что мы требуем от партнёра. Вот это очень такой важный ключ. Что вы требуете от партнёра? Знаете, это то, что вы требуете от родителей по сей день, даже если вам и 40, и 50, и 60 лет. И тогда вы увидите, если это распаковать, что за этим стоит, о чём у меня просьба, что я хочу на самом деле получить и от кого. И когда вы сможете это разъединить, да, то есть какие-то вещи вернуть, и опять эта работа с травмой. Я не ратуюсь за то, чтобы все там в шеренгу выстроились и шли к психотерапевту, но есть зона, где самому сложно справиться, потому что вы будете себе только наращивать дополнительные защиты, потому что себя жалко любимого, да. Поэтому здесь отдать, чтобы партнер не отвечал за все ваше детство.

ИС:

А вот отсюда проистекает ещё один вопрос. Что делать, если партнёр не видит и не слышит тебя, а видит своих родителей?

ИО:

Но тогда ключевая вещь – любой партнёр чаще всего видит в партнёре своих родителей. И тогда, конечно, если это уже мешает жить, и если вы не можете какие-то вещи проговорить, то это зона терапии. Потому что если у него идёт диалог, у нас очень часто идёт диалог длиной в жизнь со своими родителями. И если мы не разорвём вот эти паттерны, которым... У нас автоматические реакции. У нас могут ситуации с вами меняться, а реакция будет одна и та же. Понимаете? То есть когда... Вот если что-то недоставало в детстве, вот неважно чего... Человек чувствует, что его в чём-то обделили эмоционально или что-то он не получил. Он будет жить, в принципе, знаете, как у меня моя подруга, один раз цитировала из фильма, тигру не докладывают мясо. Ему будет всё время чего-то не хватать. И объяснить человеку, что он не видит партнёра, реально сложно. Если уже мешает, то это терапия.

Спикер 00

Причём для обоих, да.

ИО:

Ну, желательно для обоих, конечно. Ну, понимаете, давайте запомним одну простую вещь. Мы все равно защищаем свои чувства, чтобы не чувствовать то, что мы не хотим. Почему многие не идут в терапию? Когда я говорю, что терапия для храбрых, это не вызов такой челлендж, что вот терапия для храбрых, а я пойду, не пойду. Мы защищаем то, что мы не хотим чувствовать, поэтому мы не идем в терапию.

ИС:

Мы выбираем партнеров.

ИО:

травмам или по плюсам? Вы знаете, тут двоякий момент, интересно, конечно, как говорится, мы цепляемся хвостами, то есть по одинаковым травмам, знаете, как хвостами, цепляемся, в принципе, знаете, узнаем друг друга, да, то, чего не хватало, и то, что нам надо пройти. Если я повторюсь то, что я сказала в самом начале, что цель брака вернуться к первоначальной травме детства, то если мы выбираем партнера, как правило, с которым мы через эту травму детства пройдем в том или ином ключе, то, что мы получили от того или иного родителя, это может быть мягкий вариант, это может быть жесткий вариант, это может быть игнорирование, это может быть гиперопека, кстати говоря. Ведь мы говорим, когда говорим про травму, это не какие-то, знаете, явные грубые варианты. Это может быть очень так вроде бы внешне почти незаметно, но жить душновато. Поэтому мы, как правило, пытаемся что-то компенсировать с партнёром. И по принципу комплементарности, когда мы находим партнера, с которым, знаете, вот если вы чувствовали, что вы недостойны любви, вы такая, вы такая, вы такая, вы находите партнера, который будет сказочно, будет вас на руках носить, будет все хорошо, у меня есть подозрение, через какое-то время вы просто будете на стены лезть и не знать, куда от него деться. Потому что глубоко внутри у вас будет сидеть другая будет какая-то вот та боль, которая будет подтачивать, знаете, свой Чернобыль такой, да, и если он внутри, вот этот Чернобыль сидит, то его сколько ни лакируй, да, пока это не вскроется, и я не выйду на контакт со своими чувствами, я не стану собой. И очень важный момент. Пока мы живём из своей травмы, мы живём не в свою жизнь. Мы живём для кого-то, вопреки чему-то значимому для нас взрослому. Поэтому здесь вот в плане партнёрства очень важный момент, что если мне внутри некомфортно, я буду партнёра заставлять доказывать мне, что я нужна, что я значима. Если терпеливый партнёр попадётся, это может продлиться длительное время, это может продлиться всю жизнь. Но очень важно, чтобы вы понимали, что происходит с вами и что вы на самом деле, когда требуете что-то от партнёра, что вы защищаете, что вы не хотите чувствовать на самом деле. Вот это ключевая вещь.

ИС:

Спасибо огромное, Ирина. Очень интересно. Время, к сожалению, закончилось. Как быстро пролетело. У нас было много сердечек, смайликов. Спасибо, дорогие зрители, за поддержку. Вы можете потом ещё что-то написать в комментариях. Мы с Ириной будем смотреть тогда на комментарии. Надеюсь, вас видеть ещё в гостях в дальнейшем у проекта. Спасибо большое, очень приятно. До новых встреч. До новых встреч, до свидания.