В произведениях Достоевского описывается очень много планов. В очень мрачных условиях Петербурга того времени Достоевский описывает и очень высокие движения человеческой души. В фигуре Раскольникова видно борьбу двух частей его личности – души и ума. С позиций ума он всячески старается убедить себя в том, что ему, как личности исключительной, позволено гораздо больше, чем другим. Конечно, старуха-процентщица представляет зрелище отвратительное, причём она погибает исключительно потому, что старается отнять у других то, на что нравственного права не имеет. Конфликт права юридического, позволяющего и права нравственного ей был решён в пользу права юридического, но именно этим она подписала себе приговор, который привёл в исполнение Раскольников. Его же внутренний конфликт, решившийся в начале в пользу ума, Порфирий Петрович вывел из области ума в область нравственности и совести, результатом чего явилось признание Раскольникова.
Достоевский показал, что и в таких условиях у человека остаётся возможность принятия решения в пользу души, а не в пользу эго, подчинившего себе ум. Так происходит не часто, но всё-таки происходит, и из таких эпизодов строится духовный опыт человека. В таких условиях человеку необходимо множество воплощений, чтобы его сердце раскрылось полностью, но и нынешние условия мало чем отличаются в этом смысле для тех, кто не готов услышать своё сердце – отсутствие такой вопиющей нищеты в крупных городах с лихвой компенсируется неслыханным обилием соблазнов. Вот Достоевского сейчас нет – это точно. Но именно то, что он показал огромный диапазон и человеческой низости и человеческого духа делает его писателем с мировым именем. На западе его ценят чуть ли не больше, чем в России – потому что хоть там в принципе и возможны сходные ситуации, но там никогда не было писателя, способного передать столь тончайшие и высокие движения человеческой души и ума, как это смог показать только Федор Михайлович.
От того, на что мы обращаем больше внимания, читая художественную литературу, зависит и то, каких сущностей мы кормим своими эмоциями. Но с чем нельзя не согласиться, так это с тем, что читать Достоевского трудно.